Не жена я тебе, не сестра, не милая.
Розы твои горят как черная кровь —
Под пеплом костер, мое сердце остылое,
В небо огнем полыхни и огненную печаль
славословь.
Март 1922
Не тягостно земное тяготенье,
Смеется над Ньютоном человек,
Когда в предельном головокруженьи
Стремит к эфиру падающий бег.
То не душа от тела улетает,
А тело от тоски своей летит
И на лету земную кровь сжигает
И легкое, бескровное парит.
О, не нужна тогда тугая петля,
Ни нож, ни горький яд, ни пистолет —
Ведь Артемида тихая не медлит,
Стрела ее тиха, как лунный свет.
Потом придут тупые, злые люди
И рану будут на тебе искать,
И раны не найдут, потом о чуде
Поговорят с сомненьем: «умирать
От горя не умели во вселенной» —
И не увидят, как серпом нетленным
Над мертвым засияет благодать.
Апрель 1922
Кляни стрелка, не кляни летящую стрелу,
Не кляни невинный камень, кляни мечущую руку.
Всю твою муку —
Не принимаю, ни хулу твою, ни хвалу.
Я в Господней руке камень,
Из Господнего лука стрела —
Пролетая пустыми полями,
В твою грудь без воли вошла.
Вещи не знают ни раскаянья, ни победы,
Потому что Бог дал им силу и отнял путь —
Все равно, что будут непоправимые беды.
В тесном, теплом колчане от полета хорошо
отдохнуть.
Декабрь 1921
Ничего нет страшного на свете,
И так просто любить проклинающих нас —
Любите друг друга и будьте как дети,
Ведь для всех приходит последний час,
День как день, может быть очень хороший,
Три градуса мороза, весь остров в звездном
в легком снегу, —
Кажется, такой снег называется порошей,
И плачет человек: я больше жить не могу.
И совершится единственно дивное, единственно
страшное дело —
Сосланный на землю ангел будет ждать в углу,
И увидит как душа расстается с телом,
С ненаглядной землей прощается и клянет
Кащееву иглу. Тогда будет поздно просить
прощенья,
Говорить о великой, о великой любви —
Ему серый асфоделевый сад и черное воскресенье,
И громкий голос из-за ограды: живи.
Ноябрь 1921
Господи, куда деться от смерти?
Куда бежать от полынь-звезды?
Милые, ищите, ищите и верьте —
Неужели на всей земле нет живой воды?
Половину своего земного хлеба мы съели,
Половина солнц для нас всходило и зашло.
Годы остались, месяцы или недели?
Будет ли в Господнем дому тепло?
Неужели ни книги, ни улицы, ни вещи,
Ни даже твой жаркий, твой горький рот
Не задушит тот голос жестокий, слабый и вещий,
Что перед розовым утром поет?
К чуткой земле приложишь ухо,
Будто многих вод далекий шум —
Суета сует и томленье духа —
Страстью и мудростью раненный терзается ум.
Ноябрь 1921
Трижды огнекрылый день, обетованный петух
Взлетел, пропел, потух.
Трижды отрекся ты.
Над Невой пологие мосты
И черная под ними вода.
С вожделеньем глядишь туда.
Лучше вырви соблазняющие глаза, не гляди,
Есть другие на широкой земле пути.
И другая, простая страна,
Бездыханная там тишина,
Небо – полог, а сердце – храм.
Тленной персти сердце ль отдам?
Там не бьют поклонов, не вынимают просфор,
А когда загремит херувимский хор,
Огневого, родного Христа
Я в медовые целую уста.
Май 1922
Сестры, братья, я не виновата, что нет у меня
ни розы ни лиры,
О мире мирови молится весь широкий простор,
А у меня ни елея, ни мирра
И в руках у меня топор.
Круглое небо, откройся, дай мне напиться,
Круглая земля, разорвись, поглоти мою боль.
С неба откликаются только малые птицы,
А земля хранит алмазы, уголь и соль.
Я пришла петь не о любви, не о страсти,
Не славить власть, не стонать о безвластьи —
Надо рассечь небесный свод,
И когда кровавая прольется заря,
Надо созвать весь человеческий народ
И посмотреть, что за круглым синим небом,
Львы, скорпионы и василиски, признавшие
в ягненке царя,
Поля ли с золотым невиданным хлебом,
Или литые серебряные моря?
Или такие города, где всего довольно
И где не бывает ни холодно ни голодно ни больно.
А может быть, посреди неба просто большое
медовое сердце,
Что издали кажется то солнцем, то звездою,
то смертью,
И держит его в руках молчаливый Бог,
И к Богу нет ни проселочных, ни больших дорог,
Только все тот же синий, синий, круглый простор
И людям не помог звенящий топор.
Июль 1921
